Или яже въ Леугитьскых книгах о отрыгании ѣчь. Еда и то увѣдѣти тщеславие есть? Уча нас тѣх ради, како подобает быти чистымь. Надвое дѣлящаго ради живота учить нас, да творим рассуждение благых дѣаний от супротивнаго. Жюющаго ради — яко да будемь боголюбиви. Якоже бо жюющии пищу отрыгають, тако подобаеть и нам день и нощь помышляти Божиа проповѣди. Въдных же ради, имущих пера и чешюя, учи[т] ны: да якоже она суть горѣ вознесена, другаа же долняя вещи держится, тако подобаеть и нам со благыми дѣании и съ разумными совозвышатися, а не земными остаати. Птица же ради учить нас лихоимьства воздержатися, еже не во тмѣ ходити; иже не во тмѣ, но въ свѣтѣ, се — еже в правдѣ.[38]
Или на пятое лѣто от дрѣва ясти плод,[39] а и то славитися? Но множества ради словес прѣмину число словес и Вторый Законъ, и Судьи, и Руфь. Реку же и Еклисиаста, рекша: «Уже, треременноплете, не скоро ся преторгнет».[40] Не бо о ужи глаголет Соломон, но съвѣты удержаеть, всякъ бо совѣть и дума, аще утвердится, не подвижеться, и в чаание приходит. Того ради и ужем притчю Соломон сотвори.
Но о писании моем воспоминаю, иже къ князю твоему, к моему же напрѣсну господину: «Понеже и пиавица оноа не устрегохся». Пиавицю убо глаголеть Писание и власть и славу, якоже не токмо египтяном, но и еросалимляном послѣдует добро. А египтяне суть мирьстии, иеросалимляне же — мниси. Славы же и сласти не токмо мирьстии желають, но и мниси, еяже хотѣние комуждо нас послѣдуеть и до гроба, аще бо и кто нас во глубоку старость доидеть, то и ту никакого же славолюбиа остатися не может. «Ибо и диктатору моему отнемогшу чювьствеными и вещественными расбойникы иерихонска прехода еже от Иеросалима». И диктаторъ — умъ сказается, тѣм же глаголет: «и убо уму моему отнемогшу»; чювьственыи же и безвещественыа расбойникы глаголет бѣсы; Ерихон же — миръ сказуется Се бо и въ Евангелии указает Господь нашь Исус Христос, глаголя: «Человекь схожааше от Иеросалима на Ерихонъ и в расбойники впаде и съвлекше и язвы возложиша на нь».[41] Едемь убо Иеросалимь сказается. Иерихон же — миръ, человекъ же исходяй — Адамъ, расбойници же — бѣси, прелщением бо тѣхъ боготканныа одежда обнажися, раны же глаголет — грѣхи.
Что философью писах, не свѣмь! Христос реклъ святымь учеником и апостоломь: «Вамь есть дано вѣдати тайны царствиа, а прочим въ притчах».[42] То ли, любимиче, философьа, еюже славы ищу от человекъ?
Списающим евангелистом чюдеса Христова, хощу разумѣвати прѣводнѣ и духовнѣ. «Что мнѣ дщерию Аира князя?»[43] — прашаю прѣводнѣ, и речеть ми: «То и то есть». Что ми дщерию ханаоныня,[44] нъ хошу увѣдати духовнѣ. Что ми кровоточивою,[45] но ищу силы слову! Что ми пятью хлѣбъ и двѣма рыбама,[46] прашаю евангелиста! Что ми о усшей смокви,[47] прашаю силы слову! Что ми старицею оною, въвергъшею двѣ мѣдници въ святилище![48] Но молюся, да темнаа ми душа будет вдовица и въвержет двѣ мѣдницы во святилище: плоть — цѣломудриемъ, душю же — смирением. Что ми о ловитвѣ рыб,[49] но прашаю евангелиста! Что ми воднотрудоватым ицѣлѣвшим,[50] хотящю вѣдѣти и прѣводнѣ! Си же вся божественаа Господа нашего Исуса Христа знамениа же и чюдотворениа, иже въ святѣмь Евангелии поминает, волею помянухь, иже святии и блажении отци наши подобнаа ко Господьскым словесем приложиша сказати и истолковати то и то зѣло полезно и добро и похвално.
То не толма чюдна и славна, елма же та сама истинна, иже Господь нашь дѣлом, чюдо и знамение сотворивъ, показа, въскресив Аира князя дщер, мертву сущу оттинудь и издъхшу. Аще ли и ханаоныню помянем, и кровоточивую, и 5 хлѣб, и двѣ рыбѣ, и о усшей смокви или ону старицю, въвергшую двѣ мѣдници въ святилище, и о ловитвѣ рыбъ, иже от Лукы и о воднотрудоватѣм ицѣлѣвшем, си бо вся поистиннѣ тако суть была, якоже и евангелист сказаеть, еже Господь нашь не притчею, но дѣлом божественаа своа знамениа и чюдеса показа.
Что ми самарянынею, яко аще свята есть, или 5-ю мужи ея или 6-мь, или кладязем Иаковлим и сынъми Ияковли и скоты их![51] Но речеть ми Ираклѣйскый епископь, авва,[52] того ли хощеши увѣдати: самаряныни есть душа, а 5-ть мужь ея — 5 чювьствъ, а шесты мужь ея — умъ, кладязь Ияковль — запинатель[53] по Иаковѣ, сынове Иаковли — добрыа дѣтели, скотии же — блазии помыслы.
То ли, брате, славы ища, пишу?! Повелику соблазнился еси! Ицѣляеть Исус раслабленаго, имуща 30 и 8 лѣт, на Овчии купѣли, яже имать пять притворъ.[54] Что ли 30 и 8 лѣт? И речеть ми авва: купѣль — крещение есть, идѣ покупася овца Христос, 5 притворъ: 4 — дѣтели, пятии — видѣнии; 30 лѣт раслабленый — есть всякъ иже въ Троицю не вѣруеть; осмь же лѣт повѣсть ти Соломон, реклъ: «Да же часть седми, таче и осмому».[55] Ища сего потонку, тщеславити ли ся велиши, любимиче?!
Поминаю же пакы реченаго тобою учителя Григориа, егоже и свята рекъ, не стыжюся. Но не судя его хощу рещи, но истиньствуа: Григорей зналъ алфу, якоже и ты, и виту подобно, и всю 20 и 4 словесъ грамоту. А слышиш ты, ю у мене мужи, имже есмь самовидець, иже может единъ рещи алфу, не реку, на сто, или двѣстѣ, или триста, или 4-ста, а виту — також.[56] Расматряй, любимиче, расматряти велит и разумѣти, яко вся состоатся, и съдержатся, и поспѣваются силою Божиею. Ни едина бо помощь развѣ помощи Божиа, ни едина же сила развѣ силы Божиа, «вся бо, рече, елико восхотѣ, и сътвори на небеси, и на земли, и в мори, и въ всѣх безднахь»[57] и прочее.
Расмотряти ны есть лѣпо, возлюблении, и разу[ме]ти. Вижь бо, яко же се огнь о[т] камения исѣкаем и от дрѣва исходяй, иже составляем есть и съгнѣщаемъ человѣчьскыми веществеными руками; егда же силу изгорѣниа приимет огнь, смотри, како ти человечьскыми хытростьми чистѣйшаа вещь, влагаема въ нь, очищается. Рекше, злато и сребро аще наполнено будеть каа любо скверны, рекше мѣса, ти влагаемо будеть къзньнивше огнь, и изжагается огненымь разгорѣнием, и очищается въложное то злато и сребро, и отдавается вложившему е и чисто и без врѣда, а вмѣшенаа та в не черность без врѣда погибнет. Да ели то огнь вещественъ сый, иже Богомъ сотворен на службу умну и смыслену и словесну человеку...[58]
И вижь како ти силу пламене.[59]
Человекъ же, почтен Богомъ, вещью вещь очищает. Да аще мы убо, тварь суще Божиа, от него сотвореною тварию дѣйствуемъ, якоже хощем, то что ны есть, возлюблении, паче наипаче помышляти о Бозѣ, егоже совѣта и премудрости нашь умъ ни худѣ достигнути не можеть, не токмо же нашь умъ, но и ти святии ангели и архангели и вся чиноначалиа. То нѣсть ли ему лѣпо дѣйствовати от него сътворе[но]ю тварию, якоже хощеть, управляти великоимениты свой корабль. Смотрению же его нѣсть ны ся лѣпо супротивити, токмо славити и благодарити. Якоже прияхом законная и благодатьная Святых Писаний от общего владыкы, Господа нашего Исуса Христа, Спаса и правителя наших душь, от святыих и божественых его апостолъ по дару и благодати и силѣ Духа, да держимся убо, возлюбленнии, за ту предлежащую надеждю, не укланяющеся ни на шую, ни на десно, да не в самое то дно падемся пагубы впадемся, но ко церковнымъ истиннымъ и честнымъ святителемъ гря[ду]ще и тако доидемъ вышния свѣтлости въ приходящемъ царствии Господа нашего Исуса Христа, емуже слава купно съ безначалнымъ Отцемъ и пресвятым и благымъ и животворящимъ Духом всегда и нынѣ и присно и въ вѣкы вѣкомъ. Аминъ.[60]
Яко не ехион морьскый ставляеть шествиа кораблю, в немже храпяше тревечерний странен. А ехионъ есть в мори и малъ и худообиден живот, учитель бывает многажды плавающимъ.[61] Егда бо хощет быти буря и утишение, тогда же преже разумѣти муть, будущь от вѣтра, и, возлѣзъ на камыкъ твердъ, велми ся зыблеть, якоже волнам морьскым неудобь отвлѣщи, да егда видят се знамение гребци кораблении, и разумѣють, яко приити имать буря вѣтрянаа. Никый же бо ястролог, ни халдѣй, на восход звѣздный зря, въздушьных муть знаменуа, сего научи ехиона, но иже есть морю и вѣтром господь худый сей живот вѣлицѣй своей мудрости на истинное послѣдование вложи. Ничто же бо преобидно от Господа, все видить безсонное его око, то все смотрить, у всего стоить, даа комуждо спасение. Да елико то ехиона не остави кромѣ своего мѣста Богъ, то кольми паче изообилують щедроты его и человеколюбие до нас, уповающих на имя святое его. Устрааеть и промышляеть прѣмудрено спасение наше и повелѣвает комуждо, якоже хощеть.